Рядом с моим домом есть узкий проход: с одной стороны Перекресток, c другой мелкие лавки, а посередине народ, идущий с электрички.
В этом проходе часто стоит мужчина. Кавказец. Иногда с сигаретой, иногда просто так. Он разглядывает прохожих и отпускает в мой адрес комментарии. Делится своими лайтовыми эротическими фантазиями. Эх, красавица, я б тебя, эх, хороша, давай подвезу, эх.
Меня это приводит в ярость. Я часто хожу в Перекресток, это моя тропа, и я не желаю на ней слышать ничего подобного.
В последний раз, когда я шла с авоськами к дому, мужик снова стоял на проходе и снова что-то процокал мне вслед. Наверное, в его системе ценностей это совсем не оскорбительно. Но не в моей. Поэтому я остановилась, развернулась, подошла к нему вплотную и сказала всё, что думаю на этот счёт. Сказала корректно, но доходчиво.
Мужик оторопел, отшатнулся и выдал что-то вроде «ой, иди с богом». Кажется, с ним случился когнитивный диссонанс.
А я потрусила со своими авоськами дальше, думая о том, что к началу взрослой жизни моя способность отстаивать свои интересы равнялась приблизительно нулю. И что в похожих ситуациях всё, на что меня хватало, это обернуть негодование против себя же самой. «Не рыпайся, мелюзга, — говорил мне один голос, — кто услышит твой писк?». «Вот размазня», — клеймил другой. И я задыхалась в тисках разнонаправленных предписаний, и мне хотелось сдохнуть от собственной несостоятельности.
А потом началась терапия.
И это было скучно, долго и вечно жалко денег. У меня не случилось ни одного инсайта. Я ни разу не плакала слезами облегчения и не кричала «эврика!». Более того, я часто уходила после сессии, надувшись от недопонятости.
А потом я заметила, что в типичных ситуациях выдаю новые реакции. Колоссальную разницу между «было» и «стало».
Оказывается, внутри меня проросла инстанция, способная отстаивать мои собственные интересы, и делать это совершенно без надрыва. Все равно что сбегать в магазин за хлебом.
Наверное, это и есть главный инсайт. Я изменилась, сама того не заметив. Мой мир стал другим — менее враждебным, более откликающимся. В нём не страшно иметь и отстаивать свои потребности. Более того, для этого не нужны сверхусилия — иногда достаточно что-то произнести вслух. И голоса в голове внезапно утратили свою категоричность. Теперь они все больше про «рискни, вдруг получится!»
Когда я говорю, что не хотела бы вернуться на двадцать лет назад, я понимаю, что боюсь тогдашнего чувства овцы на заклание. Но я выбралась из него не только с возрастом. Точнее, только с возрастом я бы из него точно не выбралась.
Терапия, помимо прочего, — это метод замещающего онтогенеза. Она даёт возможность ещё раз прожить тот период, в который ты затормозил, и вырастить в себе то, что когда-то не успело вырасти. И слава богу, что он есть, иначе многие из нас так и остались бы на всю жизнь перепуганными детьми без права голоса.