А давайте поговорим о жалости к себе.
Нужна ли она, опасна ли, куда приведёт, если не просто допустить её тень на задворках, но просто взять и пожалеть себя от души?
Знаете, я ведь часто слышу, что жалеть себя нельзя ни в коем случае. Что жалость — это дно, от которого не отталкиваются наверх. Говорят это вполне благополучные люди, которые не голодают, не терпят насилия, не скитаются без крыши над головой. И можно сколько угодно удивляться их жестокосердию к себе, пока не расспросишь про семейную историю.
А там треш.
Родня, заживо закрытая фашистами в землю, умирающие от голода блокадники-дети, дело о трех колосках, оставившее малышей без матери, и ещё много всякого разного.
Как думаете, можно ли выжить в треше, если себя жалеть?
Я думаю, нет.
Можно выжить через ненависть, можно выключить вообще все чувства, можно превратиться в животное с безупречным нюхом и острыми когтями, но только не жалеть. Потому что, если дать слабину, ты ляжешь рядом со своими мёртвыми и больше не встанешь. И это понимание передаётся по наследству.
Жалость к себе возможна, если я настолько доверяю миру, что могу признать: прямо сейчас, в моменте, мне плохо.
Когда ребёнок разбивает коленку и спешит в слезах к матери, происходит что-то вроде остановки времени. Вот текла жизнь до, вот скоро потечёт после, а пока — замирание, ласковые уговоры, поцелуи в макушечку. Большой прекрасный человек принимает чувства маленького человека, потому что он не занят выживанием, и у него есть роскошь быть человечным.
Мнн кажется, мы часто оказываем в человечности самим себе, потому что проживаем не только свою боль, но и неоплаканную не свою. Мы не знаем, можно ли доверять миру, который так круто обошёлся с нашими пра.
А ещё мне думается, что жалеть себя можно из безнадёжности и из надежды.
Жалость из безнадёжности похожа на вой над усопшим, и в ней выхода в позитивное решение в принципе нет.
Тогда как жалость из надежды — это жалость доброй мамы, которая знает, чем мазать и как бинтовать и ни разу не сомневается, что до свадьбы все обязательно заживёт.