Одна депрессивная женщина жила в браке с довольно бойким мужчиной. Так случается нередко. Один партнер, пребывая в депрессии, всеми силами уходит от общения, а второй немножко работает пресс-секретарем. В гости приедут вместе – он там тост за двоих скажет, сантехника надо вызвать – он возьмёт это на себя. Такие истории бывают с разным концом, но в той, которую я начала рассказывать, мужчина ушёл спустя несколько лет. И уходил он очень плохо. Некрасиво, долго, со всякими унижающими его жену нюансами. Она, конечно, могла бы как-то защитить себя, но факт от этого не меняется – мужчина оказался сильно не на высоте.
Потом прошло время, и жизнь у женщины наладилась. Депрессия отступила, появился новый партнер, движуха какая-то пошла. И та история не только подзабылась и перестала бередить душу, а женщина даже стала говорить, что сама была во многом неправа. Не защитила себя, не обособилась. А бывшего мужа простила – чего там зла держать.
Потом прошло ещё время, и эта женщина попала в терапию. Причём повод был какой-то из текущей жизни, а вовсе из минувших дней. Но в ходе работы вдруг выяснилось, что относится она к своим переживаниям как-то странно. Несерьёзно относится, и это ещё мягко сказано. О чём ни спросят, ответ один — было, сплыло, живём дальше. Эта женщина словно всё время пыталась дать понять, что не стоят её чувства внимания и заботы. Но, когда терапевт стала на это аккуратно указывать, начались такие слёзы, что только диву дивиться. Оказалось, женщина была стойким оловянным травматиком, привыкшим стыдливо запирать боль в чуланчике, а потом светло улыбаться. А на терапии чуланчик приоткрылся, а там уже не боль, а вой, и места живого нет, а она всю жизнь этот кошмар с собой носила.
Вот тогда-то история с прежним мужем и вскрылась заново. Она словно увидела её совсем с иной стороны – а именно, перед глазами встал весь тот ущерб, который он её нанёс, и все тогдашние эмоции, в которых было стыдно признаваться. Ведь стойкие оловянные травматики сильные и не позволяют себе расклеиваться из-за ерунды. А дела сердечные и всякие там мужские пакостит – это, разумеется, ерунда. Не война же, не бомбёжка, не голод, когда дети мрут.
В общем, пережив всё заново и в полную мощь, та женщина поняла, что нет, не простила она бывшего мужа. Что поторопилась она с лёгким и светлым прощением, потому что не могла в те годы признаться себе, как ей на самом деле было плохо. И простит ли – пока неведомо, потому что есть более важные задачи, и их и надо сперва решать.
Чем кончилась та история – не знаю. Она не из клиентских (а про своих клиентов, как вы, наверное, заметили, я никогда не рассказываю). Но что-то мне подсказывает, что там всё хорошо. С прощением или без.
Мой любимый литературный мужчина Вильгельм Баскервильский говорит своему ученику, что самое опасное в раскаянии – это поспешность. Так вот по мне, поспешность в прощении опасна не меньше. Поспешное прощение может иметь слишком высокую цену. Она растёт на твоей травматической нечувствительности к нанесённым ранам, на диссоциативной анестезии, не позволяющей столкнуться с болью, прокричать её и прожить как полагается. И это значит, что сперва тебе сделал плохо кто-то другой, а потом – плохо себе сделал ты сам. Ты поспешил со своим «проехали, чего не бывает». Но не проехали, нет. Застряли в непрожитом. На чулане замок, а за дверью пахнет кровью и тленом. Прощение может наступить только тогда, когда все мертвецы оплаканы и похоронены, все эмоции названы и распробованы на вкус, а пока что не стоит торопиться. Всему своё время.